Театр «Буфф» отметил Пасху своеобразно: новой постановкой
«Страсти у фонтана» по Семену Злотникову. Хотя почему бы и нет? Главный герой «любит все живое, и все живое отвечает ему взаимностью».
Конечно, чего ни скажет в экстазе любящая женщина Оличка?
На сцене мы видим, как у Лёвушки (заметим, актера Андрея Лёвина) начинает жутко болеть голова, тошнит при мысли в виде страдания человеческого. Имя, отчество и фамилия Льва Николаевича Кошкина настоятельно отсылают к князю Мышкину из «Идиота» Ф.М.Достоевского. Для непонятливых Кошкин упоминает про роман в разговоре со своим антиподом, Монтером. Аналогично литературному побратиму, «истинно прекрасному человеку», наш преподаватель этики и эстетики в ПТУ – непротивленец, последние брюки снимет, чтобы положить под голову страдальцу. Мягкий, заботливый, мнущийся без штанов – хочется что-то с ним сделать. И только в финале бросается защищать женщину, когда ее бьют. Правда, не свою женщину.
Бьют ближнего ногами.
Автор объяснял в театре, на премьере: Кошкин – очень сильный, поэтому боится богатырскую силу выпустить наружу. У Лёвина богатырская сила спрятана совсем глубоко. Вообще-то Злотников – профессиональный каратист, знает, как надо бить, бросать. Однако, по словам Сергея Юрского, «Господь вложил в это сильное тело (в смысле злотниковское) жертвенную нежную душу, способную разделить тоску другого, жаждущую дать другому лекарство от тоски». Иными словами, «Страсти у фонтана» – школа любви. Школа нелегкая.
Посудите сами, окружающие – далеко не подарок. Четверо из восьми персонажей – алкоголики, пятеро бьют ближнего ногами, душат, расцарапывают лицо когтями, а двое, что самое ужасное, пишут или читают стихи. Уж на что Оличка (мужская погибель Театра «Буфф» Наталья Мартынова) – очаровательное, хрупкое существо, почти ребенок, а тоже весьма жестока к бывшему мужу. И не только к бывшему. Внимал я прекрасно — душным речам «ужасно красивой» медсестры (так она себя аттестует) и думал: в жизни через час общения с прелестницей либо зарезал ее, либо сам повесился. Видите ли, Оличка безумно любит у Лёвочки веснушечки на мочках ушей! Да, трудно любить людей нормальным людям! По крайней мере, Кошкин после пяти минут облюбливания Оличкой приобретает вид затравленный и начинает косить глазом, тянуться к перекошенному алкоголику.
Деликатное поношение.
Жанр «Сцен у фонтана» (так первоначально называлась пьеса) обозначен как «эксцентрическая комедия». Но нельзя верить ни драматургу, ни тем более режиссеру. Эксцентрики в духе комедий Леонида Гайдая или даже немых американских комедий вы в «Страстях» не найдете. Легкая эксцентричность – в психологии действующих лиц. И то не выходящая за рамки реального бардака.
Что же касается Геннадия Мая, то он еще нежнее Злотникова. Всю чересчурность в тексте старательно убирал. Его можно понять. Если при изображении аллкоголиков, вульгарного бабца Туси еще гипербол подпустить, тогда хоть святых выноси из зала. К счастью, этого не произошло. Наверно, Туся должна быть в два раза шире, фактуристее, чем Елена Зубович, но таких монументов в труппе «Буффа» нет. Тихо, деликатно, без мата и пота носит женщина на себе пьяного мужа – почитателя Есенина. Дай ей бог здоровья!
Танцы на фонаре.
У пьяниц Пачкуна (Михаил Бондарчук) или Анатолия (Вадим Бурлаков) недостача двух-трех зубов – зато есть синяки под глазом с блюдце. А уж как поэтично рассказывает бандюган Константин (Игорь Растеряев) про семейные просмотры телевизора вдвоем с собакой Дездемоном! Слеза наворачивается. Чехов и Тургенев в одном флаконе.
Собственно, эксцентрики больше всего в роли Электромонтера. Антон Денисов – этакий немецкий Зигфрид: белобрысый, откормленный сверхчеловек. С германским занудством он пытается найти закон любви: почему одного любят, а другого нет? По какой методике нужно любить? А без методики может только ненавидеть «всех подруг вообще». Почти в каждой пьесе Злотникова есть подобные выродки.
То, что Михаил лезет с помощью «кошек» на фонарный столб, неудивительно. Кто-то должен чинить электричество – почему бы не монтер? Да от возлюбленной типа Олички и без «кошек» на стену полезешь. На верху столба Михаил чувствует себя почти комфортно. Демонстрирует в подвешенном состоянии танец, ведет литературные беседы. Сцены у фонаря – самые смешные, самые противоестественные. Кстати, фонарный столб частенько выполняет функцию позорного. К нему в бессознательном состоянии прислоняют седовласого есениеведа-душеведа Федора (Андрей Соловьев), привязывают цепями своенравную Оличку, чтобы любила кого надо.
Недоцелованным – помощь!
По замыслу автора, все персонажи постоянно срываются с места и убегают в темноту. Много динамики! Геннадий Май, в основном ревностно соблюдая авторские ремарки, предпочитает сидячие психологические дуэты в парке культуры и отдыха, напоминающем бамбуковую рощу. Хаос, по Маю ( не путать с Мао!), — в душах, а не в ногах. Зритель не должен дистанцироваться от гротескного персонажа, а с радостью узнавать себя в алкоголике-человеконенавистнике или нелюбимом монтере. Надо, чтобы любили!
Не подумайте, будто я иронизирую. А если вдруг, то не над пьесой или спектаклем. Над кем смеюсь? Над собой смеюсь. «Сцены у фонтана» – классика 1970-х. Для придания статуса классического произведения комедии не хватает одного: экранизации Владимира Бортко. Все впереди. Вот выделят несколько миллионов, тогда Злотникова на всех ветках метро будут продавать. Но пока пьеса необортковлена, автора перевели на английский, немецкий, финский, польский, чешский, еврейский. Издавали и переиздавали его пьесы неоднократно. Еще и роман написал. Почему наша широкая публика с писателем мало знакома? Злотников нынче живет в Иерусалиме, переодически наезжая в Петербург и Москву. Из «прекрасного далека» любить Россию намного легче.
Обнимитесь, хулиганы!
Вообще-то, если быть точным, «Страсти у фонтана» не столько про любовь, сколько про мечту о любви, не осуществимую в ближайшие кризисные 50 лет. Как пишет Злотников, » мы находимся на пути к человеку, обещанному нам человеку». Так и пушкинско – мусоргский Дмитрий Самозванец в сцене у фонтана мечтает о любви Марины Мнишек, но реально ее не получает. А в спектакле всеобщая потасовка мило преобразуется во всеобщее объятие. И журавлик посреди фонтана неожиданно пускает что-то вроде слюней. Ну и, само собой, воздушные шарики для каждого из обнимающихся. Зритель расходится довольный.
«Буфф» – театр «вне Бродвея». Редкий критик перелетает на другую сторону Невы, к Народной улице, посмотреть, что там происходит. А Геннадий Май тем временем берет оригинальные пьесы, вроде «Великодушного рогоносца», «Страстей у фонтана», и ставит их кропотливо, в традициях лирического реализма. Могу только пожелать «Буффу» получить скорее новое здание на Охте и любить там людей со страшной силой.