Малая сцена Псковского академического театра драмы вместила и людей, и рыб, и птиц
Сцены ревности
Главное достоинство нового спектакля «Уходил старик от старухи» в том, что молодой режиссер Евгения Лебедева не превратила трагифарс просто в фарс, как это часто бывает. Все-таки, сцены ревности в исполнении очень немолодых людей толкают некоторых режиссеров на экстравагантные поступки. В псковском варианте все получилось вдумчиво и обстоятельно. Первый самостоятельный режиссерский опыт Евгении Лебедевой обернулся пятиминутными аплодисментами. Есть предчувствие, что летом, показав видеозапись этого спектакля, она защитит дипломную работу в Уфимской академии искусств.
Главный герой пьесы для двух актеров – толстовец. Литературовед с говорящей фамилией Порогин (Семён Аранович) все никак не может переступить порог и порвать с прежней жизнью. Помогает случай. В поисках носков профессор лезет в старый рыжий чемодан и обнаруживает там пожелтевшее письмо времен Великой Отечественной войны. И теряет веру, точнее – жену Веру (Мирра Горская). Оказывается, пока он воевал, его жена даром времени не теряла. Так ему кажется. Старческий максимализм в действии.
И тут у профессора открывается третий глаз. Порогин спешно собирает чемодан. На старости лет он уходит прочь из дома, словно Лев Толстой. Только у профессора борода пожиже, да и таланта поменьше. Но сердце болит по-настоящему.
А жена у профессора — вполне земная женщина, от которой признаний в любви и в лучшие времена было не дождаться. Для нее важно, чтобы было «все как у людей». И все-таки она немного ревнует мужа к Толстому. И раз немного ревнует, значит – немного любит.
Адская машина
Старики начинают копаться в памяти, ворошить прошлое. Из шкафа начинают выпадать скелеты. Да и не скелеты даже, а так – скелетики. Скелетики птиц (несбывшиеся мечты, ускользнувшее счастье).
Немолодые псковские актеры Мирра Горская и Семён Аранович словно бы катаются на качелях, в ускоренном темпе переживая жизнь заново. Их бросает то в жар, то в холод.
Драматург Семён Злотников расставил по пьесе несколько филологических дорожных знаков, вроде видоизмененного варианта сцены с самоубийством из «Ромео и Джульетты». Так что дорога к финалу очевидна, заблудиться трудно. Пушкинские золотые рыбки в аквариуме ждут кормежки. Старушечьи аппетиты, конечно, не так велики, как в «Сказке о рыбаке и рыбке», но риск оказаться у разбитого корыта все-таки есть.
Вера учит мужа: «У птиц сердце не болит, не скармливай им валидол». А старик сам как птица – клюет таблетки прямо с пола, и все время пытается вырваться из клетки и куда-то улететь. В аду воспоминаний как-то неудобно. Хочется вместо жены завести собаку. Но и это – поздно. В раю за собакой надо ухаживать.
Профессорская присказка «все ложь и фальшь» звучит так, что с ним хочется согласиться. Ну, если не все, то многое.
Старики ссорятся и мирятся. Мысли путаются, сердце вырывается из груди. Ноги не ходят, зато душа болит. Это спектакль для тех, кто не забыл, как болит душа.